Кузьма Лаврентьевич Шатунов

Бабушка Юля о Кузьме Лаврентьевиче:

Юлия Ивановна Федюкова:

— А родители отца моего — из Вятки. В Вятке когда-то они жили. Переселение какое-то было…

— А дедушка был строгий. С бородой. Такая рыжая борода.

Дедушка для меня всё читал… Церковные книги, библию. Я любила слушать… А там ещё по-славянски написано — он всё равно читал, он мог это читать. Там на листке вот так в столбик написано, тут — по-русски, а тут — по-славянски. У него такая толстая книжечка была.

А работали тогда кем. Дедушка вот колхозник был. А смолоду где он работал, не знаю. Какая-то нелюбопытная была, не расспрашивала.

Я знаю, когда после революции уж организовали колхозы — он в колхозе работал. Ну, он уже пожилой работал. А работал как — плёл лапти. Он зарабатывал трудодни этим. Раньше ведь — чё, в чём ходить-то? Колхозники… А лапти — они же ведь быстро изнашивались. Вот он и плёл. И ему насчитывали трудодни за это — и давали хлеб. Ну, там какой хлеб?!.. Зерно! Или муку. Если зерно — то ехали на мельницу, сами мололи. У них хозяйство своё было всегда.

Ну, приедешь вот так, на лето. Мы жили у них. Приедем к ним с Шуриком — это брат, 26-го года. Есть захочем, а где бабушка была — не знаю. Вот захочем есть. Он мне: «Спроси! Я есть хочу» — «Ну дак ты спрашивай!» — «Да нет, лучше ты спрашивай» — смеясь — мы его побаивались, дедушки. Ходим-ходим, а есть надо. «Тять, Шурка есть хочет!» — «И Юлька тоже!» Пойдёт, нас накормит, скажет — где чё.

Не возьмёшь раньше сам просто так. Положено — поел. Всё. Жди. Ужина или обеда. Ешь хорошо за столом.

Кузьма Лаврентьевич, да. С характером был. О, его побаивались. Да он нас не обижал. Я без конца там жила у них. Я не скажу, чтобы он чё-то там кричал на нас или это… И так, чтобы обижать — нет… Но вот мы как-то чё-то разыгрались с Шуриком: он тоже там у них был. И мы разбегались с ним, чё-то это… дед ка-ак махнёт рукой! А у него был, это, такой ножичек, очень острый. С небольшой ручкой, и такое вот лезвие небольшое. Лыки-то для лаптей он ровненькие делал. И он Шурику прямо по руке вот стукнул. Это сильно так раскровило ему.

— Ну ничего, зажило же?

— Ну зажило, чё. Солью посыпали.

— И заживает?

— А как же. Конечно, заживает. Оно же объедает. Какие раньше лекарства-то были. Лопушки там привязать…