Людмила Пантелина

Цитата из профила Владимира Николаевича Салтыкова 1850-1924

Людмила Владимировна. Моя мама. Когда ей было, может быть, лет 20, чтобы немножко поддержать семью и самой не помереть, вышла замуж на какого-то моршанского, как она говорила, «купчишку». Вот дворянская кровь! Прожила с ним два года и ушла от него, в чем была. Сняла обручальное кольцо, положила на стол и ушла. Хотя он очень ее любил. За моего отца она вышла в 1927 году. Отец мой, Пантелин Петр Федорович, был военный, подпоручик или поручик что ли. Братья тоже все были военные. Одного брата в 1937-1938 арестовали и расстреляли. Он был убежденным монархистом. Мой отец сумел тогда спрятаться, сидел в шкафу. В нашем доме было два выхода, во двор и на улицу. И когда приходили с улицы, удирали во двор. И наоборот – когда приходили со двора, удирали на улицу. Каким-то чудом отца не нашли. Когда бабушка открыла этот шкаф, отец оттуда вывалился без сознания. Он тогда только-только переболел брюшным тифом. Заканчивает Воронежский лесотехнический институт. Закачивает в 1927 году, жениться на моей матери и уезжает в лесничество. И так до 1939 года по разным лесничествам. В 1939 году, после смерти бабушки и дедушки мы переезжаем в Тамбов и живем в этом доме, где я живу теперь. Это дом семьи моего отца.

Когда в 1942 году отца призвали. У него было больное сердце и его направляют в Тамбовский лагерь военнопленных. Небольшое время был при штабе вахтером а потом распределял пленных по городу на использование – пленные же работали. Там ему дают паек. Жили они в землянках. Было постановление: если семья живет с военнослужащим, то и на них паек. По этой причине приходилось два раза в неделю ходить туда за 12 километров, чтобы показывать, что мы живем там. Благодаря этому пайку мы выжили. Помню из этого пайка соевые конфеты без обертки. Мы с матерью поштучно продавали эти конфеты на рынке, чтобы купить хлеб. Продавали поштучно и детские игрушки, и елочные игрушки и книжки, в том числе те, что и Полина с Сергеем нам привозили. Мне было страшно жалко продавать все это, но выбора не было.

Работал отец там до 1946 года. Потом работал в Тамбове. Отец его, мой дед, Федор Ильин был крепостным. Фамилии у него не было. В метрике – только и указано, что сын Ильи.

Сохранилась бумага от бабушки со стороны отца. Некое прошение о наследстве, и там написано – «член суда – Салтыков». А это же один из братьев Владимира Николаевича! Вот такое совпадение.

Детей у меня не было, только дочь Ирина. У нее была родовая травма мозга, она не говорила и не ходила. 2 месяцев не дожила до своих 16 лет.

Замуж я вышла в 27 лет, поздно. По образованию я фармацевт. Поступала в стоматологический, московский. Провалила химию – я ничего не знала, уже потом поняла, что экзаменатор тянул меня как мог, но ничего не вышло. Плохой у нас был преподаватель в школе, я ничего не знала. Поступила в ветакадемию в Москве, проучилась год и бросила. Первый курс был в Черемушках, второй должен был быть в Кузьминках. Уже тут, в Тамбове получила специальности фармацевта и бухгалтера и работала на фармфабрике начальником цеха. Оттуда и ушла на пенсию.

Муж мой, Владимир Тимофеевич был военный. Из большой семьи, 8 человек. На самом деле он Владилен – отец его был первый коммунист на деревне, знал «Капитал» наизусть. После демобилизации муж окончил факультете физики и основ производства, работал в школе учителем физики и труда. Потом работал на заводе электроприборов, зам. начальника отдела снабжения. Ездил по комадировкам, договаривался о снабжении. Умер в 2002 от рака желудка. А так никогда не болел, был здоровяк, красавец.

Зарплату я получала хорошую. Муж прилично получал. Но все уходило на нянек для дочери. Муж меня очень поддерживал, заботился о дочери. Мне потом соседи сказали, что когда она умела, он заперся в сарае и несколько часов рыдал в голос.

Номер дела о дворянстве Христофора Павловича Палеолога (10 мая 1800 года рождения) – ф.161, оп. 1., д.7546. Это дело уже после смерти мужа мне на час дали посмотреть в Тамбовском архиве.

Тамбровская область, Инжариниский район, Кирсановиский уезд, деревни Потоловка и Калугино – это имения Салытковых. Мама рассказывала, что в детстве они туда ездили на лошадях. Не была там никогда, а хотелось бы.

Конный завод был делом убыточным. И Ольга Христофоровна, которая вела все финансовые дела, говорила, что его надо продать, а Владимир Николаевич говорил, что этого делать нельзя. Вообще, никогда не слышала, чтобы конезаводчество было главным делом в семье Салтыковых.

Мама говорила – «кто был кошкодрал, тот стал потом председателем колхоза». Самая пьянь и голь, те потом стали начальниками.

Сохранялась в семье салтыковская мебель. Большой туалетный столик с зеркалом, шкаф, ломберный столик. Это все было красного дерева. У меня осталась маленькая плетеная корзиночка, разбитый, склеенный кувшин и бокал. Коробочка из-под аптечных весов. Был сундучок красного дерева, отделанный перламутром. Внутри все было отделано красным шелком. Это Владимир Николаевич дарил Ольге Христофоровне на свадьбу конфеты. С полведра туда вошло бы конфет! И еще у меня есть разбитая панагия – «Тайная Вечеря», вырезанная в раковине. Как все это сохранилось, как мама жила до встречи с моим отцом – никогда не спрашивала, не приходило в голову.

Ирину, дочь Веры Владимировны, все принимали за еврейку, потому что греческая кровь. Отец устроил ее во время войны работать в лагере по строительству, она была строителем. Все они – и военнопленные и обслуживающий персонал, – жили бок о бок, в так называемой зоне. Вот, приходит Ирина и входит в землянку. Среди пленных были и немцы, и французы, и итальянцы. Загудели вдруг. И вдруг они все встают и идут на нее стеной. А один закрыл ее собой и говорит: «иди отсюда». Такая неприязнь. Наверное, потому, что еврейку напоминала.

Записано Гордием Салтыковым во время телефонного разговора Москва-Тамбов 3 декабря 2015 года.