Гермина-Софья-Екатерина (Эрминия Осиповна) Лишина

Край родной Pugachevskoevremya.ru http://yandex.ru/clck/jsredir?from=yandex.ru%3Bimages%2Fsearch%3Bim...

ВОСПОМИНАНИЯ ГЕРМИНИИ ОСИПОВНЫ ЛИШИНОЙ УРОЖДЁННОЙ БАРОНЕССЫ ВЕЛИО.

9 февраля 1900 г.

Писать мои воспоминания? Но для чего и для кого? Мне теперь 64 года – я живу одна в своём углу, Николаевского уезда, Самарской губернии, сделав себе уютное гнёздышко. Но если вспомнить свою жизнь, то вспоминать её уже сначала.

Я родилась в Нарве, где мой отец был комендантом, в 1835 году. Матушка моя Екатерина Ивановна Альбрехт 1795 – 1884, дочь полковника Лейб-гвардии Семёновского полка И.Л. Альбрехта. Помню наш дом большой, каменный, с огромными комнатами, в которых раздавалось пение канареек, и носился запах гиацинтов – любимых цветов отца. Помню детскую, где я играла с девочками старше меня и моих лет, и где стоял большой низенький стол, а на нём сальные свечи в больших медных подсвечниках. Помню, что мы учились танцевать качучу и русскую под звуки скрипки у г-на Брейтигам. Со мной учились Арпеховены и Машенька Обрадович, ныне Мария Ефимовна баронесса Таубе. Она очень грациозна и мила, и я ужасно любила её.

В 1846 году отца сделали комендантом Царского Села и, пока устраивали нам квартиру в казённом доме, мы одну зиму прожили в Петербурге в доме моего дяди Карла Ивановича Альбрехта, в отдельном флигеле. В большом доме бывали балы, в огромной зале с зеркальными дверями, рядом был зимний сад. Меня 11-ти летнюю девочку пускали на хоры до 10-ти часов, пока съезжались гости. Кузины мои Альбрехт были взрослые барышни, а мачеха их Александра Александровна Альбрехт, рождённая Углицкая, была очень красивая и грациозная дама. Тут бывали и старики, которые играли в карты в особой отдельной половине дома. Дом этот теперь принадлежит князю Воронцову. Когда переехали в Царское Село, меня стали учить серьёзно; у меня была гувернантка француженка M-lle Gourdon, которая увлекалась уроками по мифологии и по французской грамматике. Отец мой, барон Иосиф (Осип) Иосифович Велио (1795 – 1867), генерал от кавалерии с 1856 года, не жалел денег на моё обучение, и за это спасибо ему. Потом была другая гувернантка полька Анжелика Врангель, кажется 4 или 5 лет жила у нас, пока не вышла замуж за своего кузена. Я её не любила, она была несимпатична. Когда мне минуло 19 лет, меня матушка повезла представлять обеим Императрицам: Александре Фёдоровне и Марии Александровне. Это время было самое лучшее в моей жизни. Я любила танцевать, и когда получила шифр городской фрейлины, то имела право бывать на придворных балах и спектаклях и ездить верхом на казённой лошади с придворным берейтором. Выезжала я всегда с отцом, в Царском Селе, на маленькие и большие балы и по воскресеньям бывала на придворных спектаклях. 8-го ноября бывали всегда балы в честь Л. Гв. Гусарского полка, праздник у которого был 6 ноября, но бал откладывался всегда на 8-е число. Дамы в этот день надевали туалеты цвета полка, т.е. белые платья с украшениями из золота и ярко-красного бархата или атласа. Это было красиво и эффектно. Помню, раз на балу стоял Александр III (тогда ещё Великий Князь) и только что я хотела опуститься на золочёный стульчик, как он затрещал, и Великий Князь засмеялся и подвинул мне другой массивный, штофный стул и сказал: «вот этот посолидней, будет». Каждую весну и каждую осень Великие князья, в сопровождении Отто Борисовича Рихтера, делали визит моему отцу. Помню, в 1867 году у нас жила семья моего старшего брата, только что умершего, и его маленький сын Николай был прелестный, толстый ребёнок. Великие князья спросили: «а где же маленький барон?» Я отвечала, что он только что проснулся и не одет. «Тащите его, как есть» сказали они, и я принесла его в одной рубашке, розового от сна и прелестного.

Однажды я затеяла лотерею в пользу Лютеранской церкви, которая пришла в ветхость. Мысль эта была удачная и Императрица Мария Александровна прислала прекрасные вещи для лотереи, а молодёжь, офицеры Кирасирского полка, мои танцоры на балах, устроили очень красиво столы для выигрышей и изящно украсили залу Запасного дворца, который мне для этого предоставили. Садовники прислали массу зелени и цветов из оранжерей, и вышло очень красиво. Это было в 1863 году, когда я уже была невестой. Но я забегаю вперёд; надо вернуться к последовательному рассказу и вспомнить всё по порядку.

В Царском Селе стояли полки: Кирасирский, Л. Гв. Гусарский, Стрелковый батальон, Образцовая конная батарея и сапёры. Кирасирами командовал граф Нирод. У него были дочери на возрасте, и по воскресеньям собиралась запросто молодёжь. Однажды мы все барышни затеяли прогулки верхом на офицерских лошадях, и я предложила своим приятельницам обзавестись Кирасирскими офицерскими фуражками, что и было принято с восторгом. Мы отправились кавалькадой, с некоторыми офицерами, верхом в Павловск и выстроились все у пруда, по ту сторону его. Когда Государь Александр II, катаясь в большом шарабане, в котором сидели дамы, и сам, правя, заметил нашу кавалькаду и подъехал к нам, мы все, выстроенные в ряд, взяли под козырёк. Он засмеялся и любезно с нами раскланялся. Сапёрами командовал г-н Кренке, и у него по субботам танцевали, и бывало очень весело.

Когда я бывала в Петербурге на выходах с отцом или в Дворянском собрании на балу, меня сопровождали два товарища моих братьев по лицею; оба тогда были камер-юнкерами, фамилии их Рахманинов и Шидловский, Шидловский Илиодор Иванович жив и теперь; он Сенатор и Член Государственного Совета, я видела его в прошлом 1899 году на панихиде по моему брату И.О. Велио, и мы узнали друг друга после 40 лет. Рахманинов умер в своём имении Тамбовской губернии ещё молодым человеком.

Когда скончалась в Царском Селе Императрица Александра Фёдоровна, то мы городские фрейлины, дежурили у её гроба два раза в сутки: по два часа днём и два часа ночью. Первую панихиду служили ещё в спальне Государыни, и все дамы были в шёлковых платьях, не имея ещё форменного траура. Потом мы, фрейлины, надели чёрные, суконные платья с длинным шлейфом, который, однако, на ночное дежурство разрешалось не пристёгивать к платью. На голове был креповый убор с мысом на лбу и с длинным креповым вуалем. Шифр надевался, как всегда, на левое плечо. Мы стояли на ступенях у самого изголовья, на второй ступени стояли с каждой стороны по одному офицеру Кавалергарду, в своей тяжёлой парадной форме. Сколько помню, они стояли только час, а затем сменялись, и то выстаивали они с трудом, и мы им тихонько показывали на своих часах время. На нижней ступеньке стояли камер-пажи. В глубине комнаты был диван, на котором сидели генерал-адъютант и ещё кто-то из придворных чинов. Мы стояли так неподвижно, что народ, который приходил днём поклониться праху Государыни, считал нас за кукол, а не за живых людей. Ночью, когда приходили бальзамировать тело Императрицы, нас уводили в соседнюю комнату.

Когда меня начали вывозить в свет, то родители мои обзавелись небольшой квартирой в Петербурге, и мы с матерью туда ездили на месяц или на два, когда в Царском Селе, с отъездом Двора, становилось скучно. В Петербурге я веселилась, хотя в театре бывала редко, но каждую неделю танцевала у Паткулей, в прекрасной зале Павловского полка, которым командовал генерал Паткуль. Затем каталась с гор. Мой брат Николай был одним из директоров так называемых «Наших гор» и там устраивалось вечернее и утреннее катание. Кроме того у одних знакомых по четвергам собиралась молодёжь читать немецкие комедии и драмы, каждый читал свою роль.

Последние годы до моего замужества в Петербург зимой не ездили, а довольствовались скучными развлечениями Царского Села. По воскресеньям собирались у Гоголей, там не танцевали. На вокзале железной дороги устроился частный любительский театр, и мы с отцом его усердно посещали. Кроме того устроился в Царском Селе военный клуб, где иногда бывало очень весело и оживлённо. У нас в доме никогда не было танцев. Собирались иногда вечером несколько человек, и кто-то из молодёжи читал. Прекрасно читал стрелковый офицер Полевой, одним из лучших его чтений было «Капитан Копейкин», Новомлинский – тоже стрелок, тоже читал свои стихи и Сырокомля. В 1861 году в стрелковой школе устраивались солдатские спектакли, ставили преимущественно пьесы Погосского и устраивали литературные вечера, на которых мне довелось слышать Достоевского, Ф. Берга, Майкова, Полонского и других. Это было в то время, когда начальником Стрелковой школы был Андрей Николаевич Корф, а адъютантом школы Иван Андреевич Лишин (впоследствии мой муж). Он знал многих литераторов, писал и сам недурно стихи и был инициатором этих чтений.

Перейду к своей внутренней жизни. Жизнь в Царском Селе зимой была, несмотря на эти редкие развлечения, необыкновенно однообразна и монотонна, а я была человек живой и жаждущий жизни. Неудивительно, что я создавала себе романы. Были люди, которые, мне казались, были умны и симпатичны и, может быть, моё пылкое воображение окружало их незаслуженным ореолом, но были и такие, о которых я сохранила благодарную память навсегда.

В 1862 году к нам стал ходить Иван Андреевич Лишин. Его старший брат раньше ещё бывал у нас, даже в деревню приезжал к нам из лагеря. Но в 1862 году стрелки ушли в Варшаву. Иван Андреевич стал ходить к нам чаще и, когда я больше узнала его, то полюбила его всем сердцем. В марте 1863 года он просил моей руки и первого апреля мы были обручены, а вскоре после того мой отец поручил ему ехать в Самару и принять участок земли, подаренный Государем моему отцу в день его 50-ти летнего юбилея. Исполнив это поручение отца, мой жених вернулся в Царское Село.

Весной в Царском Селе однажды мы с женихом шли по одной из аллей парка и встретили Государя Александра II, который милостиво поговорил с нами, спросил, когда свадьба, и что думаем предпринять потом. Мы объяснили Царю, что после свадьбы, когда мой муж сдаст свою должность адъютанта стрелковой школы, мы думаем ехать на службу в Оренбург.

29 июля 1863 года состоялась наша свадьба в деревне у моей матери.

Вот несколько строк Португалова об Иване Андреевиче; привожу их для характеристики моего мужа: (Волжский Вестник 1892 г.)

«Он родился в 1835 году в Петербурге, в аристократической среде. Отец его, глубокой старости генерал-лейтенант, любимец в Бозе почившего Государя Николая I, до сих пор жив. У генерала Лишина теперь 5 братьев, все, кажется генералы, а шестой, Григорий Андреевич, известный композитор и музыкальный артист, умер молодым человеком, лет 35-ти от роду. Мать генерала Лишина – дочь француженки, старинного княжеского рода. Вся семья весьма талантливые люди – новое доказательства в пользу смешанных браков. Сам Иван Андреевич был и в жизни, и на деле неумолкаемый поэт. Но он не любил печатать своих стихотворений и скромно читал их самым близким друзьям. Осталось от него несколько вещиц, которые в печать не попадут, но куда, же они лучше и выше многого того, что печатается, и нередко приводили нас в полный восторг меткостью сопоставлений и правдивостью мысли.

В эпоху 60-тых годов Иван Андреевич был уже вполне сформировавшийся человек. Окончив юнкерскую школу, он изучал оружейное дело в Англии, Франции, Германии. Для обсуждения этих вопросов приходил в близкое соприкосновение с высшими представителями правительств и пользовался отличной репутацией в самых высших сферах».... https://textarchive.ru/c-1181267-pall.html