Vasily Andreevich Zhukovsky

Василий Андреевич Жуковский родился 29 января 1783 г., что было зафиксировано в метрической книге Покровской церкви с. Мишенского Белевского уезда Тульского наместничества в записи под № 3 от 26 января 13 : "Вотчины надворного советника Афанасия Ивановича Бунина у дворовой вдовы Елисаветы Дементьевой родился незаконнорожденный сын Василий" 14. Там же упоминалось о крещении младенца, состоявшемся 30 января того же года. Никакого указания на усыновление мальчика Андреем Жуковским метрические книги не содержали. Имена восприемников при крещении (считается, что одним из них был А. Г. Жуковский) в записях тоже не указывались. Не упоминалась фамилия Жуковский по отношению к Василию и в исповедальных росписях того же села за 1787 - 1789 и 1796 гг., а указывались только "вдова Елисавета Дементьева и сын ее Василий", к чему в последний год было добавлено "Андреев 15-ти лет" 15. Таким образом, об усыновлении мальчика Андреем Жуковским мы знаем только из семейных преданий.

Российское законодательство XVIII в. очень строго относилось к детям, родившимся вне законного брака (брака, совершенного по обряду Церкви с соблюдением всех необходимых условий), практически не признавая за ними никаких прав. Зафиксированное в Уложении 1649 г. (гл. X, ст. 280), это положение действовало на протяжении всего XVIII в. и было подтверждено указом от 13 июня 1812 г. 16 Уложение лишало внебрачного ребенка права на узаконение, требуя ни в каком случае его к законным "не причитати, и поместий и вотчин того, кто его беззаконно прижил, ему не давать". Устав Петра I о податях, не потерявший своей силы и во времена Екатерины II, вычеркивал незаконнорожденных детей дворян из привилегированного сословия: "Незаконнорожденные, к какому бы званию ни принадлежали их матери, подкидыши и не помнящие родства, приписываются к податным обществам до совершеннолетия". По достижении совершеннолетия они "мог[%D0%BB%D0%B8] оставаться в том звании, в какое приписаны воспитателями, или же избрать, по собственному усмотрению, другое звание" 17. Однако "избрать" дворянское звание "по собственному усмотрению" было невозможно. Указ от 3 августа 1744 г. подчеркивал, что незаконнорожденных детей следует записывать за теми людьми, кем они воспитаны, "и быть у них вечно, яко крепостным" 18. Таким образом, дворянин, воспитывавший незаконного ребенка в своей семье и готовый признать его, формально не имел права передать ему свое звание и обязан был приписать его к своим крепостным крестьянам. Указ от 7 февраля 1762 г. подтверждал запрещение вводить незаконнорожденных "в знатное шляхетство", в наследство и "в фамилию" по воле их воспитателей 19. Закон строго стоял на страже "чистоты" дворянства, всячески препятствуя распространению сословных привилегий на "недостойных" граждан, что объяснялось, в первую очередь, фискальными интересами государства, стремившегося увеличить податное население и ограничить раздробление дворянских имений.

Усыновление незаконнорожденных детей законодательством XVIII в. не предусматривалось. Термин "усыновление" появляется только в законодательстве XIX в., причем разрешение на него могло исходить исключительно от высшей инстанции - от государя. В мнении Государственного Совета от 13 июля 1801 г. специально оговаривается: "Усыновление, подобно узаконению, зависит от верховной власти: никто, кроме государя, не может даровать политического и гражданского состояния" 20. Редкие случаи удовлетворения подобных просьб основывались на особых заслугах просителя перед отечеством и лично царем. Такой вариант официального усыновления художественно представлен в судьбе Пьера Безухова в "Войне и мире" Л. Н. Толстого. Реальный случай дарования в 1796 г. потомственного дворянства незаконным детям Федора Орлова (брата фаворита Екатерины) с разрешением носить фамилию отца 21 - редчайший для XVIII в. эпизод, исключительность которого подчеркивается тем, что даже собственным детям императрицы (в частности, А. Г. Бобринскому, сыну Григория Орлова) право носить фамилию отца [165] дано не было. Позже и эта возможность узаконить социальный статус незаконнорожденных детей дворянства была отменена: указом 1829 г. Николай I повелел прошений об их усыновлении и узаконении не принимать и не рассматривать 22.

Экскурс в российское законодательство показывает, что официальное усыновление Василия Жуковского его крестным отцом никак не могло состояться в рамках действовавших законов. Даже если бы Андрей Жуковский признал Василия своим сыном, то усыновления произойти не могло: он не был женат на матери ребенка, и родившийся ребенок считался незаконнорожденным, что было официально зарегистрировано в метрической книге. Как крестный отец он имел право только на передачу ребенку своих фамилии и отчества. Так что история усыновления, рассказанная А. П. Зонтаг, является скорее семейным преданием, нежели реальным фактом.

Настоящий отец Василия Жуковского, А. И. Бунин, вряд ли думал о его усыновлении. Согласно действовавшим законам, он был обязан приписать его к своим крепостным, учет которых происходил в момент ревизии населения. Очередная, IV ревизия прошла всего за год до рождения Василия (1782) и, учитывая, что ревизии проводились нечасто, можно было не спешить с записью ребенка, для которого Бунин явно не хотел участи крепостного. Согласно семейному преданию, он был сильно привязан к матери Жуковского, с которой жил в отдельном флигеле и имел еще трех дочерей, умерших до рождения Василия. Мальчик воспитывался в семье отца наравне с внучкой Буниных Анной Юшковой (в замужестве Зонтаг).

Чтобы обеспечить будущее сыну, Бунин должен был найти способ получить для него статус дворянина. Дело, однако, значительно осложнялось законодательным нововведением Екатерины II - Жалованной грамотой дворянству 1785 г., провозгласившей особые права и привилегии сословия. Этот документ четко сформулировал и правила, по которым доказывалась принадлежность тех или иных лиц к дворянству: "Благородными разумеются все те, кои или от предков благородных рождены, или монархами сим достоинством пожалованы" 23. Таким образом, в отличие от Табели о рангах Петра I (1722), утверждавшей в качестве главного способа приобретения шляхетства службу, Жалованная грамота ставила на первое место происхождение. Актом, закреплявшим статус потомственных дворян, становилось внесение в дворянскую родословную книгу той губернии, на территории которой находились их недвижимые имения. Личное дворянство права на внесение в книги не давало. Среди доказательств главнейшими были документы о родстве с предками, пожалованными в дворянское достоинство, грамоты на владения недвижимостью и патенты на чины, дававшие статус потомственного дворянства (в действительной военной службе чин прапорщика, соответствовавший XIV классу по Табели о рангах, а в штатской службе чин коллежского асессора, соответствовавший VIII классу). У Буниных не было проблем с доказательством собственного дворянства, но для Жуковского запись "незаконнорожденный" в метрической книге и отсутствие грамот на имения перечеркивали всякую возможность претендовать на принадлежность к дворянскому роду. Оставалась последняя возможность: добиться патента на чин прапорщика.

В XVIII в. в России существовала устойчивая традиция записи малолетних дворянских сыновей в полки, где они получали отпуск до совершеннолетия "для прохождения наук". Так как по указу Петра I все дворяне должны были начинать военную службу с солдат, то к моменту реального попадания в полк юноши обычно успевали "выслужить" себе первый офицерский чин прапорщика. Эта практика, хорошо знакомая нам по судьбе Петра Гринева из "Капитанской дочки" А. С. Пушкина, распространялась только на дворянских детей. Кроме знакомства с командиром, бравшимся принять в "службу" едва родившегося младенца, для записи в полк формально требовалось доказательство его дворянского статуса. Канцелярия полка обязана была подавать сведения о недорослях в Герольдмейстерскую контору Сената, где данные о них сверялись со списками дворян из разрядного архива. С указанием "незаконнорожденный" в метрическом свидетельстве Жуковский не мог пойти этим путем. Альтернативным вариантом была не запись в полк, а документ об уже пройденной военной службе, данные которого не стали бы проверяться в Герольдмейстерской конторе, что было возможно, когда на действительной службе в российской армии оказывался иностранец, в первую очередь выходец из Польши.

По законам 1749 и 1765 гг. польские граждане "свободного состояния" на русской службе признавались подданными России, причем рекомендовалось "не отказывать" в подданстве всем желающим, если "с польской стороны претензии об них не последует" 24. После присоединения к России по первому разделу Польши (1772) части белорусских земель населявшие их польские граждане получили российское гражданство. Польский шляхтич, выслуживший в русской армии чин прапорщика, получал, даже не имея недвижимости в России, право на потомственное российское дворянство. Этот вариант и решили использовать родные Жуковского. В октябре 1789 г. в Военную коллегию был подан формулярный список о действительной военной службе [166] Василия Жуковского, происходившего "из вольноопределяющихся польских шляхтичей". Одновременно подавалось и прошение о его отставке.

Согласно этому формулярному списку (документ № 1), будущий поэт находился на действительной военной службе с 15 сентября 1783 г., получил чины ефрейтора, капрала и вахмистра, а с 9 июля 1789 г. был младшим адъютантом генерал-поручика М. Н. Кречетникова. Он принял участие в походах русской армии 1788 и 1789 гг. против турок в Молдавию и участвовал в сражении при рч. Сальче и в обстреле Измаила. В списке также значилось, что на момент его составления Жуковскому был 21 год. Подлинный документ был подписан генерал-поручиком М. Н. Кречетниковым.

Даже беглый взгляд на документ не оставляет никаких сомнений в его поддельности: поляком Жуковский не был, в 1789 г. ему было только 6 лет и принимать участие в военных сражениях в должности адъютанта он никак не мог. Сопоставление с формулярным списком 1850 г. убеждает не только в фиктивности документа 1789 г., но и в том, что юного Василия в полк вообще не записывали. Если из списка 1789 г. следует, что Жуковский начал служить в 1783 г. ефрейтором и прошел всю службу при штабе Кречетникова (никаких других полков в нем не указывается), то в списке 1850 г. значится, что он поступил на службу в 1785 г. сержантом в Астраханский гусарский полк. Между тем известно, что по реформе 1783 - 1784 гг. все гусарские полки в России были переименованы в легкоконные и только в 1797 г. при Павле I название "гусарские" было восстановлено для некоторых из них 25. Таким образом, быть записанным в гусарский полк в 1785 г. Жуковский в любом случае не мог. Запись в формуляре 1850 г. появилась, скорее всего, со слов самого Жуковского, который вряд ли точно помнил, что писалось в бумагах 60 лет назад, а проверить не мог, так как документ 1789 г. хранился в Военной коллегии.

Формулярный список 1789 г. интересен еще и тем, что в нем впервые встречается фамилия Жуковский, не употреблявшаяся, как мы видели, в исповедальных записях 1787 - 1789 гг. Ясности с полным именем ребенка на тот момент еще не было, что подтверждается отчеством Жуковского в прошении об отставке: в заголовке он назван Василием Афанасьевым сыном Жуковским. Вероятно, в момент составления фиктивных документов в семье уже было решено использовать фамилию крестного отца мальчика, нерусское звучание которой позволяло избежать пристального внимания к происхождению ее носителя, а про отчество забыли или предполагали дать отчество по настоящему отцу, что часто делалось в подобных ситуациях. На эту деталь обратили внимание чиновники Главного штаба Военного министерства при снятии копии в 1903 г., отметив, что Жуковский "сам по пунктам подписался, не назвав себя по отчеству" 26 , но деликатно не выказав подозрения в несостоятельности документов. В Военной же коллегии в 1789 г. не заметили подделки, и формуляр был подписан ее президентом кн. Потемкиным вместе с прошением Жуковского об отставке. На этом основании он был уволен от службы "на собственное пропитание тем же чином". Желанный чин прапорщика был получен.http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVIII/1780-1800/Zukovs...